Стихотворения (1928) - Страница 65

И вот
         с какой-то
                         грошовой столовой,
когда
         докипело это,
из зева
            до звезд
                          взвивается слово
золоторожденной кометой.
Распластан
                   хвост
                             небесам на треть,
блестит
              и горит оперенье его,
чтоб двум влюбленным
                                      на звезды смотреть
из ихней
               беседки сиреневой.
Чтоб подымать,
                         и вести,
                                      и влечь,
которые глазом ослабли.
Чтоб вражьи
                     головы
                                 спиливать с плеч
хвостатой
                сияющей саблей.
Себя
         до последнего стука в груди,
как на свиданьи,
                          простаивая,
прислушиваюсь:
                           любовь загудит —
человеческая,
                      простая.
Ураган,
           огонь,
                    вода
подступают в ропоте.
Кто
      сумеет
                  совладать?
Можете?
              Попробуйте…

[СОПРОВОДИТЕЛЬНЫЕ СТИХИ ПРИ ПОСЫЛКЕ ЦВЕТОВ ТАТЬЯНЕ ЯКОВЛЕВОЙ]

Мы посылаем эти розы Вам,
чтоб жизнь
                  казалась
                                 в свете розовом.
Увянут розы…
                       а затем мы
к стопам
              повергнем
                               хризантемы.

* * *

Один
(не воз!)
поить водой,
чтоб цвел
и рос
вдвоем с Татой.

* * *

Я в зависть взят:
проклятый —
стой! —
где мне
нельзя
стоять с Татой.

[НАДПИСИ НА КНИГАХ МАЯКОВСКОГО ТАТЬЯНЕ ЯКОВЛЕВОЙ]

* * *

Дарю
         моей
                  мои тома я.
Им
     заменять
                    меня
                             до мая.
А почему бы не до марта?
Мешают календарь и карта?

* * *

Второй. Надеюсь третий том
снесем
собственноручно б дом.

* * *

Со смыслом книга,
да над ней
клониться ль Тане кареокой.
Сие —
           дела минувших дней
преданье
               старины
                             глубокой.

ОТВЕТ НА БУДУЩИЕ СПЛЕТНИ

Москва
            меня
                    обступает, сипя,
до шепота
                 голос понижен:
«Скажите,
                правда ль,
                                 что вы
                                            для себя
авто
       купили в Париже?
Товарищ,
               смотрите,
                               чтоб не было бед,
чтоб пресса
                    на вас не нацыкала.
Купили бы дрожки…
                                 велосипед…
Ну
     не более же ж мотоцикла!»
С меня
            эти сплетни,
                                как с гуся вода;
надел
          хладнокровия панцырь.
— Купил — говорите?
                                    Конешно,
                                                   да.
Купил,
           и бросьте трепаться.
Довольно я шлепал,
                                дохл
                                        да тих,
на разных
                кобылах-выдрах.
Теперь
           забензинено
                               шесть лошадих
в моих
           четырех цилиндрах.
Разят
          желтизною
                            из медных глазниц
глаза —
             не глаза,
                           а жуть!
И целая
             улица
                       падает ниц,
когда
         кобылицы ржут.
Я рифм
             накосил
                          чуть-чуть не стог,
аж в пору
                бухгалтеру сбиться.
Две тыщи шестьсот
                                бессоннейших строк
в руле,
           в рессорах
                             и в спицах.
И мчишься,
                   и пишешь,
                                    и лучше, чем в кресле.
Напрасно
               завистники злятся.
Но если
             объявят опасность
                                           и если
бой
      и мобилизация —
я, взяв под уздцы,
                             кобылиц подам
товарищу комиссару,
чтоб мчаться
                      навстречу
                                       жданным годам
в последнюю
                     грозную свару.
Не избежать мне
                           сплетни дрянной.
Ну что ж,
               простите, пожалуйста,
что я
         из Парижа
                          привез Рено,
а не духи