Стихотворения (1928) - Страница 19

          трещит загривок.
Безработные ручища
тычет
          зря
                в карманы он.
Он —
         обдернут,
                         он —
                                  прочищен,
он зажат
              и сокращен.
Лава фраз —
                      не выплыть вплавь.
Где размашисто,
                           где куцо,
модный
             лозунг
                        оседлав,
каждый —
                 самокритикуется.

Граждане,
                вы не врите-ка,
что это —
                самокритика!
Покамест
                точат начальники
демократические лясы,
меж нами
               живут молчальники —
овцы
        рабочего класса.
А пока
          молчим по-рабьи,
бывших
              белых
                         крепнут орды —
рвут,
        насилуют
                        и грабят,
непокорным —
                       плющат морды.
Молчалиных
                    кожа
устроена хи́тро:
плюнут им
                  в рожу —
рожу вытрут.
«Не по рылу грохот нам,
где ж нам
                жаловаться?
Не прощаться ж
                          с крохотным
с нашим
              с жалованьицем».
Полчаса
              в кутке
                         покипят,
чтоб снова
                  дрожать начать.

Эй,
      проснитесь, которые спят!
Разоблачай
                   с головы до пят.
Товарищ,
               не смей молчать!

ЛЕГКАЯ КАВАЛЕРИЯ

Фабрикой
                вывешен
                               жалобный ящик.
Жалуйся, слесарь,
                              жалуйся, смазчик!
Не убоявшись
                       ни званья,
                                       ни чина,
жалуйся, женщина,
                              крой, мужчина!
Люди
         бросали
                      жалобы
                                  в ящик,
ждя
      от жалоб
                    чудес настоящих.
«Уж и ужалит
                      начальство
                                        жало,
жало
        этих
               правильных жалоб!»
Вёсны цветочатся,
                             вьюги бесятся,
мчатся
           над ящиком
                              месяц за месяцем.
Время текло,
                    и семья пауков
здесь
         обрела
                    уютненький кров.
Месяц трудясь
                        без единого роздышка,
свили
          воробушки
                            чудное гнездышко.
Бросил
            мальчишка,
                               играясь ша́ло,
дохлую
            крысу
                      в ящик для жалоб.
Ржавый,
             заброшенный,
                                    в мусорной куче
тихо
       покоится
                     ящичный ключик.
Этот самый
                   жалобный ящик
сверхсамокритики
                             сверхобразчик.

Кто-то,
           дремавший
                              начальственной высью,
ревизовать
                  послал комиссию.
Ящик,
         наполненный
                              вровень с краями,
был
       торжественно
                             вскрыт эркаями.
Меж винегретом
                          уныло лежала
тысяча
            старых
                        и грозных жалоб.
Стлели бумажки,
                           и жалобщик пылкий
помер уже
                 и лежит в могилке.

Очень
          бывает
                      унылого видика
самая
          эта вот
                      самокритика.

Положение —
                       нож.
Хуже даже.
Куда пойдешь?
Кому скажешь?
Инстанций леса́
просителей ждут,—
разведывай
                   сам
рабочую нужду.
Обязанность взяв
добровольца-гонца —
сквозь тысячи
                       завов
лезь до конца!
Мандатов —
                    нет.
Без их мандата
требуй
           ответ,
комсомолец-ходатай.
Выгонят вон…
Кто право даст вам?!
Даст
        закон
Советского государства.
Лают
         моськой
бюрократы
                 в неверии.
Но —
         комсомольская,
вперед,
            «кавалерия»!
В бумажные
                    прерии
лезь
       и врывайся,
«легкая кавалерия»
рабочего класса!

ДАЧНЫЙ СЛУЧАЙ

Я
   нынешний год
                          проживаю опять
в уже
         классическом Пушкино.
Опять
          облесочкана
                              каждая пядь,
опушками обопушкана.
Приехали гости.
                          По праздникам надо.