Стихотворения (1928) - Страница 47


К оглавлению

47
                 бонна
                           вам рассказать
(про это —
                  и песни поются) —
вы знаете,
                 10 лет назад
у нас
         была
                  революция.
Лиры
         крыл
                 пулемет-обормот,
и, взяв
            лирические манатки,
сбежал Северянин,
                               сбежал Бальмонт
и прочие
              фабриканты патоки.
В Европе
               у них
                        ни агиток, ни швабр —
чиста
          ажурная строчка без шва.
Одни —
             хореи да ямбы,
туда бы,
              к ним бы,
                             да вам бы.
Оставшихся
                     жала
                              белая рать
и с севера
                 и с юга.
Нам
       требовалось переорать
и вьюги,
              и пушки,
                            и ругань!
Их стих,
             как девица,
                               читай на диване,
как сахар
               за чаем с блюдца,—
а мы
        писали
                    против плеваний,
ведь, сволочи —
                           все плюются.
Отбившись,
                   мы ездим
                                   по странам по всем,
которые
             в картах наляпаны,
туда,
        где пасутся
                           долла́рным посевом
любимые вами —
                             Шаляпины.
Не для романсов,
                            не для баллад
бросаем
              свои якоря мы —
лощеным ушам
                         наш стих грубоват
и рифмы
               будут корявыми.
Не лезем
               мы
                    по музеям,
на колизеи глазея.
Мой лозунг —
                       одну разглазей-ка
к революции лазейку…
Теперь
           для меня
                          равнодушная честь,
что чу́дные
                  рифмы рожу я.
Мне
       как бы
                  только
                             почище уесть,
уесть покрупнее буржуя.
Поэту,
           по-моему,
                           слабый плюс
торчать
             у веков на выкате.
Прощайте, Тальников,
                                    я тороплюсь
а вы
       без меня чирикайте.
С поэта
             и на поэта
                              в галоп
скачите,
             сшибайтесь лоб о лоб.
Но
     скидывайте галоши,
скача
         по стихам, как лошадь.
А так скакать —
                          неопрятно:
от вас
          по журналам…
                                  пятна.

СЧАСТЬЕ ИСКУССТВ


Бедный,
             бедный Пушкин!
Великосветской тиной
дамам
           в холеные ушки
читал
         стихи
                   для гостиной,
Жаль —
              губы.
Дам
       да вон!
Да в губы
                ему бы
да микрофон!


Мусоргский —
                       бедный, бедный!
Робки
          звуки роялишек:
концертный зал
                         да обеденный
обойдут —
                  и ни метра дальше.


Бедный,
             бедный Герцен!
Слабы
           слова красивые.
По радио
               колокол-сердце
расплескивать бы
                             ему
                                    по России!


Человечьей
                   отсталости
                                     жертвы —
радуйтесь
                 мысли-громаде!
Вас
      из забытых и мертвых
воскрешает
                   нынче
                             радио!
Во все
           всехсветные лона
и песня
            и лозунг текут.
Мы
      близки
                  ушам миллионов —
бразильцу
                 и эскимосу,
                                    испанцу
                                                  и вотяку.
Долой
          салонов жилье!
Наш день
                прекрасней, чем небыль…
Я счастлив,
                   что мы
                              живем
в дни
         распеваний по небу.

ВОПЛЬ КУСТАРЯ


Товарищ писатель,
                               о себе ори:
«Зарез —
                какие-то выродцы.
Нам
       надоело,
                      что мы кустари.—
Хотим
           механизироваться».
Подошло вдохновение —
                                         писать пора.
Перо в чернильницу —
                                     пожалте бриться:
кляксой
             на бумагу
                             упадает с пера
маринованная
                       в чернилах
                                         мокрица.
Вы,
      писатели,
                      земельная соль —
47