Стихотворения (1928) - Страница 62

                 почет здоро́в —
сияют
          векам
                    на дворцовых медях
фамилии архитекторов.
Собакой
             на Сене
                          чернеют дворцы
на желтизне
                    на осенней,
а этих самых
                      дворцов
                                    творцы
сейчас
           синеют в Венсене.
Здесь не плачут
                           и не говорят,
надвинута
                 кепка
                          на бровь.
На глине
               в очередь к богу
                                          в ряд
тридцать
               рабочих гробов.
Громок
            парижских событий содом,
но это —
               из нестоящих:
хозяевам
               наспех
                          строили дом,
и дом
          обвалился на строящих.
По балкам
                 будто
                           растерли томат.
Каменные
                встали над я́миною —
каменное небо,
                        каменные дома
и горе,
           огромное и каменное.
Закат кончается.
                          Час поздноват.
Вечер
          скрыл искалеченности.
Трудно
            любимых
                            опознавать
в человечьем
                      рагу из конечностей.
Дети,
         чего испугались крови?!
Отмойте
              папе
                      от крови щеку!
Строить
             легочь
                        небесных кровель
папе —
            небесному кровельщику.
О папе скорбь
                       глупа и пуста,
он —
        ангел французский,
                                       а впрочем,
ему
       и на небе
                      прикажут стать
божьим чернорабочим.
Сестра,
            чего
                   склонилась, дрожа,—
обвисли
              руки-плети?!
Смотри,
             как прекрасен
                                   главный ажан
в паре
          солнц-эполетин.
Уймись, жена,
                       угомонись,
слезы
          утри
                  у щек на коре…
Смотри,
             пришел
                          премьер-министр
мусье Пуанкаре.
Богатые,
              важные с ним господа,
на портфелях
                      корон отпечатки.
Мусье министр
                         поможет,
                                       подаст…
пухлую ручку в перчатке.
Ажаны,
           косясь,
                      оплывают гроба
по краю
             горя мокрого.
Их дело одно —
                          «пасэ а табак»,
то есть —
                «бей до́ крови».
Слышите:
                крики
                         и песни клочки
домчались
                  на спинах ветро́в…
Это ажаны
                 в нос и в очки
наших
           бьют у метро.
Пусть
          глупые
                      хвалят
                                  свой насест —
претит
           похвальба отеческая.
Я славлю тебя,
                         «репюблик франсэз»,
свободная
                 и демократическая.
Свободно, братья,
                             свободно, отцы,
ждите
          здесь
                    вознесения,
чтоб новым Людовикам
                                      пале и дворцы
легли
         собакой на Сене.
Чтоб город
                  верхами
                                до бога дорос,
чтоб видеть,
                    в авто несясь,
как чудны
                пале
                        Луи Каторз,
ампир
          и ренесанс.

Во внутренности
                           не вмешиваюсь, гостя́,
лишь думаю,
                     куря папироску:
мусье Париж,
                      на скольких костях
твоя
       покоится роскошь?

СТИХОТВОРЕНИЕ О ПРОДАННОЙ ТЕЛЯТИНЕ

«Париж!
             Париж!..
                          приедешь, угоришь!»
Не зря
           эта рифма
                             притянута рифмачами.
Воришки,
               по-ихнему —
                                    «нуво-риш»,
жизнь
          прожигают
                            разожженными ночами.
Мусье,
           мадамы,
                         возбужденней петухов,
прут
        в парфюмерии,
                                 в драгоценном звоне.
В магазинах
                    в этих
                               больше духов,
чем у нас
                простой
                             человечьей вони.
Падкие
            до всякой
                            титулованной рекламки,
все
      на свете
                    долларом вы́ценя,
по тысячам
                   франков